Кыся 3: Кыся в Америке - Страница 4

Должен признаться, что на мгновение я растерялся. Однако, на мое счастье снизу, вдруг примчался какой-то мужик в сапогах, комбинезоне и вязаной шапочке и постучал в эту дверь.

Дверь отворилась, и оттуда высунулся молоденький паренек в свитере и огромной фуражке.

– Чиф, Мастер на мостике? – спросила вязаная шапочка у огромной фуражки.

– Чего ему тут делать? – ответила фуражка шапочке. – Он на мостике всю ночь проторчал. Имеет право человек отдохнуть после вахты?!

И я понял, что Капитана за-этими дверями нет.

Тип в сапогах, комбинезоне и шапочке ссыпался вниз по большой лестнице, а я прямиком направился к маленькой, короткой.

Спустившись на несколько ступенек вниз, я увидел в тупичке дверь с красивой золотой табличкой, на которой что-то было написано. Концентрация Капитанских запахов в этом тупичке была максимально сильной.

Но самое замечательное, что еле уловимый элемент женских запахов, который я с трудом различил ночью, лежа в инструментальном ящике под ремонтным верстаком машинного отделения, здесь ощущался столь явственно, что я даже слегка обалдел!

Кроме того, из-за двери я услышал хриплое мужское дыхание и очень ритмичные слабенькие женские повизгивания, не оставляющие никаких сомнений в действиях, совершаемых за этой дверью.

Ручаюсь, что никто из Людей даже шороха не услышал бы из-за такой двери. А я услышал!

И вдруг сам так завелся, что в башку мне полезли десятки Кошек, которых я когда-либо трахал!.. Не говоря уже о моей верной немецкой подружке – Карликовой пинчерихе Дженни, которую, вопреки всей зоологической науке о несмешении Видов, я хотел в любое время дня и ночи!

Я даже вспомнил Оттобруновскую Лисичку, впоследствии шлявшуюся ко мне в Грюнвальд и которую я "оприходовал" (Водилино выраженьице!..) со смертельным риском для собственной жизни.

Весь краткий и суматошный период своего пребывания в таком родном и таком чужом городе (как заметил с кривой ухмылкой мой новый приятель милиционер Митя, "Санкт-Петербург – столица Ленинградской области…") я находился в совершеннейшем оцепенении и состоянии непроходящей, чудовищной, разрушительной усталости.

Особенно с того момента, когда получил пинок в бок от какого-то Жлоба из НАШЕГО ДОМА и узнал, что в НАШЕЙ КВАРТИРЕ ЖИВУТ ЧУЖИЕ ЛЮДИ. А Шура – в Америке..

И если я еще хоть что-то пытался делать, как-то трепыхался и в отчаянии, собрав остатки своих сил, сумел растормошить Водилу и вернуть его к сознательной жизни, то уже провожаемый Котом Торгового Порта на судно – я ничего не соображал. Будто меня всего изнутри выскребли, будто раздавили, размазали и кто-то за меня переставляет мои лапы. Сил не было настолько, что я впервые в жизни не мог поднять свой хвост, жалко и нелепо волочившийся за мной по грязным ступеням корабельного трапа.

И только Шура Плоткин, приснившийся мне в окружении американских Кошек-сексопилок, как-то вдохнул в меня надежду на то, что еще далеко не все потеряно..

Теперь, прячась за дверью Капитанской каюты, я жадно прислушивался к доносящимся до меня звукам и чувствовал, что силы мои восстанавливаются, хвост непроизвольно и самостоятельно хлещет меня по вздувшимся от желания бокам.

Ах, Кошечку бы мне какую-нибудь сейчас сюда! Любую! Даже самую завалященькую!..

Я бы ей показал "небо в алмазах", как говорил Шура Плоткин, совершенно не имея в виду ни "небо", ни "алмазы".

Но, как изредка замечал умнейший и интеллигентнейший Фридрих фон Тифенбах, "все в жизни имеет свое логическое завершение".

Кончил хрипло дышать и Капитан-АлександрИванович-Кэп-Мастер. Всхрапнул коротко, будто жеребец, и кончил. В последний раз тихонько взвизгнула обладательница женских запахов.

А потом я услышал негромкий разговор в Капитанской каюте.

Это мог услышать только Я! Никто из Людей, даже вплотную приложив ухо к этой двери, никогда не услышал бы ни единого слова.

Мне же казалось, что я даже вижу, как Женщина моется в душе, а Капитан-Александр-Иванович-КэпМастер закуривает свой "Данхилл" и натягивает на себя голубой "адидасовский" тренировочный костюм. Я только лиц не мог разглядеть…

– А в городе ни разу не позвонил… – огорченно проговорила Женщина.

– В городе у меня семья, – спокойно сказал ей Капитан. – Дочь-невеста, сын-придурок и жена.

– А я как же?..

– Ты кто по судовой роли?

– Буфетчица.

– Так, какие проблемы?

– Бедная я, бедная… – горько сказала Женщина.

– Ты бедная?! – презрительно переспросил Капитан. – Я в Питере с женой – всего десять дней, а с тобой в море – четыре месяца. Потом – неделю дома и на полгода с тобой в рейс. И так уже третий год. Так кто из вас беднее – ты или моя жена?

Женщина промолчала.

– И кстати! Еще одного таракана увижу в каюткомпании – спишу с судна, к чертовой матери. Ясно?

– Да… Мне идти?

– Иди.

Дважды повернулся ключ в замке, дверь приоткрылась, и из Капитанской каюты вышла молодая Женщина с припухшими глазами. Стараясь не задеть хвостом о ее ноги, я незаметно проскочил в каюту.

Тут же, на всякий случай, я спрятался за выступом какого-то шкафчика, и получилось, что я совершенно инстинктивно прошмыгнул именно туда, где меня не было видно, но сам я обрел превосходную позицию для обзора и наблюдения.

Оказалось, что Капитанская каюта состоит из двух просторных комнат. Первая, куда я влетел без спросу, была кабинетом – с письменным столом и компьютером, кожаным диваном и двумя креслами. Над диваном висела в раме под стеклом большая красочная фотография низкого, длинного парохода, уставленного железнодорожными контейнерами. Как потом выяснилось, этот пароход и был тем самым "Академиком Абрамом Ф. Иоффе", на котором я сейчас имел честь присутствовать.