Кыся 3: Кыся в Америке - Страница 92

– Ты знаешь их? – тут же спросил меня Ларри Браун.

– Когда-то встречались…

– Секунду, парни! – и Ларри Браун наклонился к лацкану своего смокинга и тихо проговорил в шов: – Вторая колонна. Двое. Одному – невысокому – около пятидесяти, второму – толстому, молодому – лет тридцать. Информацию срочно!

Ларри присел на корточки, вынул из уха маленькую штучку на проводе, и мы все трое немедленно услышали:

– Старший – Депутат Государственной Думы России от Санкт-Петербурга, глава "Движения защиты прав домашних Животные", видный деятель России по охране Животного мира, Молодой – депутат Русской Думы от Вологодской области, генеральный директор филиала этого "Движения" в Вологде. Подробности?

– Не нужны, – сказал Ларри и отключился от этой замечательной службы информации.

– Ты, наверное, ошибся, Мартын. Или видел их когда-нибудь по телевизору.

Сокс подождал, когда Ларри поднимется во весь рост, и тихо спросил меня так, чтобы Ларри не слышал:

– Кто это, Кыся? – и показал на Пилипенко.

– Это самый плохой и страшный Человек на свете, – так же тихо ответил я ему.

– Хочешь, я его сейчас обоссу? Мне за это ничего не будет! – тут же великодушно предложил Сокс.

– Нет, Сокс. Не нужно. Я что-нибудь сам придумаю. У меня с ним старые счеты…

И тут Ларри сказал:

– Все, ребятки, все! Они уже в Банкетном зале… Валите, пареньки, прямо туда, к креслу Президента. Иди, Мартын. Сокс знает, он покажет куда…

– А ты? – спросил я, испугавшись теперь остаться без такой верной охраны, как Ларри Браун.

– Там и без меня хватит, Кыся, – ласково сказал Ларри. – Я вас здесь подожду.

И мы с Соксом по стеночке, по стеночке проскочили в Банкетный зал к Президентскому креслу.

Ах, как прекрасен был этот Банкетный зал!

И если бы не присутствие в нем Пилипенко и Васьки, я восхитился бы этим залом еще сильнее. И уж наверняка гораздо подробнее смог бы рассказать про круглые столы, накрытые очень красивыми красными скатертями с широкими золотыми полосами… И низкий, плотный, с удивительным вкусом подобранный букет разноцветных роз на каждом столе в короткой красивой вазе… И по четыре длинные свечи в очень высоких подсвечниках – чтобы пламя от свечей не слепило бы сидящих за столом…

Как успел сообщить мне Сокс, за столами сидели по десять Человек. Четверо русских и пятеро американцев. И один синхронный переводчик.

В каждом столе были встроены микрофоны. Человек, который захочет выступить и сказать что-то Людям, мог не напрягать голос. А может быть, и не только для этого…

И, конечно, если бы не Пилипенко и Васька, я смог бы по достоинству оценить и замечательное красное вечернее платье Хиллари, и прелестную мордочку Челси.

Но вообще, оглядев всех Женщин, сидящих в Банкетном зале Белого Дома, я все равно продолжал бы утверждать, что, если бы Рут Истлейк была бы сейчас здесь – даже в своих обычных джинсах и кофте с широкими рукавами, – она была бы самой КРАСИВОЙ ЖЕНЩИНОЙ в этом зале!

Честно говоря, все это я увидел потом. А сейчас я торчал под столом между ног Президента и его дочери Челси, а Соксу подставили такой специальный высокий стульчик типа нашего детского, в котором маленький ребенок мог бы сидеть за одним столом со взрослыми.

Когда Билли предложил мне занять место на этом стульчике рядом с Соксом, я отказался, сказав, что мне отсюда пока что удобнее будет подсказывать ему, правду говорит Человек или нет. И Президент со мной согласился.

На самом же деле до поры до времени я не хотел "светиться" перед Пилипенко и

Васькой. Что могло бы произойти, если бы они сейчас увидели меня, я даже себе не представлял – ни логическими раскладами, ни Котово-интуитивными…

Я знал одно: мне нужно было дождаться выступления Пилипенко!

Поэтому я не очень-то вслушивался в приветственную речь Клинтона. Он произносил ее не за столом, а встав за маленькую синюю трибунку с какой-то странной красивой картинкой. Сокс мне потом объяснил, что это был герб Соединенных Штатов Америки. Ну, как у нас раньше глобус с кривым ножом и молотком в веночке из засохшей перепеленутой травы со звездочкой наверху…

Трибунка стояла точненько под портретом Президента Авраама Линкольна. Мне последнее время сильно везет на имена с двумя "А" – ААрон Маймонидес. АврААм Линкольн.

Про Линкольна мне рассказывал все тот же Сокс. Сокс вообще был буквально набит кучей сведений и подробностей о вещах, с которыми мне никогда не приходилось сталкиваться. И я ему был очень признателен. Не только за объяснения. Еще и за то, что Сокс рассказывал мне все это без пижонства, ничем не подчеркивая своего превосходства и исключительности. А такое – дорогого стоит!

И я ему простил его чуточку преувеличенное внимание к чужим миллионам.

Наверное, Президент говорил не слишком официальную речь, потому что за столами то и дело вспыхивал смех, звучали веселые аплодисменты и не было той подозрительной чопорности, которая всегда сопровождает выступление нашего Президента.

Кое-кто даже позволял себе ироничные реплики из зала, и тогда уже смеялся сам Билли Клинтон и все вокруг него.

Где-то каким-то образом я понимал, что это был прекрасно отрепетированный

спектакль для русских. Так сказать, торжество демократизма напоказ, навынос, про который у вас, дескать, в России только болтают, а мы в Америке этим воздухом демократии живем и дышим!

Но так ли плох хорошо срепетированный спектакль?

Неужели злобные выкрики и драки в нашей Думе, или японском парламенте, или в Английском, которые видят миллионы несчастных Котов и Людей всего мира на экранах своих телевизоров, – лучше?!