Кыся 3: Кыся в Америке - Страница 97

специализированном реанимационно-докторском ярко-оранжевом вертолете в Мюнхен, в Нойенерлахский кранкенхауз. То есть в больницу Нойенерлаха. Это такой район Мюнхена.

Я лежал под неподвижной рукой умирающего, переломанного и простреленного моего друга Водилы и молил Господа Бога, чтобы он продлил жизнь Водилы хотя бы до прилета в больницу.

Я помогал Боженьке, как мог!..

Мы с Господом делали все, чтобы Водила дотянул до больницы живым, и нам это удалось. К счастью, в больнице Водила попал в руки одного из лучших нейрохирургов Германии, к профессору Фолькмару фон Дейну и его ассистенту – русско-казахстанской немке, доктору Татьяне Кох, впоследствии ставшей моей приятельницей…

Сегодня я летел на вертолете второй раз в своей жизни!

В отличие от того, оранжевого, напичканного всякими аппаратами искусственного дыхания, переливания крови, кардиографами и еще кучей разных спасательных штук, этот вертолет, на котором я летел сейчас, был совершенно иным!

Ну, начнем с того, что этот вертолет был личным вертолетом Президента Соединенных Штатов Америки Билла Клинтона.

– Кыся! – обратился ко мне Клинтон еще до вылета, замечательно выговаривая нашу букву "ы".

Видимо, сказалось частое общение с многонациональными русскими Президентами бывшего Советского Союза.

– Кыся!.. – сказал Клинтон. – Главную новость я решил сообщить тебе сам. Приготовься… НАЙДЕН МИСТЕР ШУРА ПЛОТКИН!

Вот тут я, неожиданно для всех и, кстати, для самого себя, взлетел в воздух до самой люстры!!!

Я не прыгнул – меня будто взрывом подбросило!

Далеко внизу под собой я увидел задранные ко мне растерянные лица Клинтона, Челси, Хиллари, Ларри Брауна, ошеломленную морду Сокса и с десяток изумленных физиономий Президентской свиты, присутствовавших при этом разговоре в Овальном кабинете!..

Так высоко я еще никогда не взлетал, хотя что-то подобное и было в моем репертуаре. Но тогда, пугая кого-нибудь или, наоборот, желая понравиться, я прыгал, используя мощь своих собственных лап…

А тут меня будто что-то само скатапультировало!

Звякнули подвески хрустальной люстры, ненароком задетые моим хвостом, и я стремительно и мягко приземлился перед Президентским ликом.

– Где?! – хриплым, срывающимся голосом спросил я.

– В Нью-Йорке. В Бруклине. В прекрасной сердечно-сосудистой клинике имени Маймонидеса! – торжественно сказал Билли.

– Тэк-с, тэк-с… – забормотал я, не очень соображая, что происходит и что я говорю: – Что же он мне сразу-то не сказал?

– Кто? – удивленно спросил Клинтон.

– Да Маймонидес этот… – бормочу я, а где-то понимаю, что порю хреновину, но остановиться уже не могу. – Тогда я пошел… В Нью-Йорк… Как говорится, спасибо за компанию, извините, если что не так… Прошу простить, я очень спешу! До свидания.

И намыливаюсь к дверям кабинета…

– Стой, Кыся! – вопит Сокс и бросается мне наперерез.

– Мартин, дорогой!.. Успокойся, умоляю тебя, – просит меня Хиллари. – Доктор, вы же видите, мистер Мартин не в себе! Сделайте же что-нибудь!..

Доктор рванулся было ко мне, но я только прижал уши, показал ему один левый клык и тихонько сказал:

– Вы, доктор, сейчас ко мне лучше не подходите. И, пожалуйста, не пытайтесь меня задержать. Мне сейчас же нужно быть в Нью-Йорке! И я не потерплю никаких задержек. Ясно?!

– Возьми себя в лапы, дубина! – рявкнул на меня Сокс. – Через час ты вылетаешь в свой Нью-Йорк, где тебя будут встречать ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ!

– И Шура?..

– Я же сказал – ВСЕ!

– Кто его нашел, Билли? – слабым голосом спросил я у Клинтона.

– Лейтенант полиции Рут Истлейк.

– Она сержант… – поправил я Клинтона. – Рядовой инспектор по работе с бухарскими евреями своего участка в Квинсе.

– Уже с девяти часов утра она – лейтенант, начальник всего этого отдела, – сказала Хиллари Клинтон.

– А Шурик еще в больнице? – спросил я. – У Маймонидеса?..

– Нет, Рут его забрала пока к себе, – сказала мне Челси. – Ты прилетишь в Нью-Йорк

– все увидишь сам…

– А где этот говнюк Пилипенко?

Рожи у Президентской свиты стали такими, будто все они сейчас хряпнули по стакану неразбавленного уксуса и закусили незрелым лимоном без сахара.

Клинтон же рассмеялся, посмотрел на часы, что-то прикинул в уме и сказал мне:

– Я думаю, что он уже подлетает к Москве. У вас, в России, когда-то была очень неплохо налажена работа психиатрических лечебниц как исправительных учреждений. Думаю, что там еще остались несколько толковых специалистов из бывших сотрудников. Наверное, они и займутся лечением этого… Как ты его назвал?

– Пилипенко…

– Плюнули и забыли, О'кей, Кыся?

– О'кей, Билли.

– До Нью-Йорка с тобой полетит Ларри Браун. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет, что вы, мистер Президент! – мало-помалу я начал приходить в себя.

– И вообще, с тобой летит куча народа, – подсказал мне Сокс. – Ты уж там постарайся выглядеть. Это я тебе по своему опыту…

Компаха была действительно великовата!

Я плохо помню обстановку внутри Президентского вертолета. Голова у меня шла

кругом и ни о чем другом, кроме того, что через полтора часа я увижу Шуру, – я и думать не мог.

Помню только, что внутри вертолет был очень большой и напоминал просторный уютный салон с мягкими креслами лицом друг к другу, со столиками, баром и еще с чем-то, что меня отнюдь не поразило в тот момент. Летел бы я сейчас просто на какую-нибудь загородную прогулку, я восхитился бы и еще чем-нибудь. А сейчас…

А сейчас я вел себя несколько необычно даже для самого себя: то я прижимался к Ларри Брауну и замирал, зажмурив глаза и обхватив голову лапами, то начинал нервно мотаться по салону, заскакивал к летчикам в кабину (мне это разрешили еще на земле), вглядывался в серую пелену близкого неба, нервно крутил башкой, всматривался в сопровождающие нас два военных, как сказал Ларри, "Пентагоновских", вертолета охраны, а потом снова выскакивал в салон и через каждые пять минут спрашивал у бедного Ларри Брауна – сколько нам еще осталось лететь до Нью-Йорка?..